Война нового типа.

РОСИНФОРМБЮРО: Правду о сирийской войне скрывают от западных телезрителей

Сирийская война не похожа на другие конфликты. Это война XXI века. Она войдет в учебники истории.

Александр Рычков – фрилансер, независимый оператор. Работает в Сирии, снимает войну. То есть, он – профессионал свидетель и очевидец. Однако в последнее время выяснилось, что подлинные свидетельства очевидца сирийской войны никому на Западе не нужны.

– Слышал, что у вас возникли проблемы с распространением видеоматериалов. Это правда?

– Ну да. Вдруг неожиданно информагентства перестали интересоваться оригинальной картинкой из Сирии. По крайней мере, со стороны правительственных войск, там, где я снимаю.

Предлагаю свою съемку Associated Press или Reuters, с которыми я привык работать – а они в ответ выставляют деликатные отмазки. Дескать, нам не надо, у нас там свои группы работают. Хотя я же знаю, что никого там у них нет. И никакого бюро, о котором они говорят, я не обнаружить так и не смог.

– Так в чем же дело? Информационным монстрам не нужна правда о сирийской войне?

– Получается так. Причем фильтруется информация только с одной стороны линии фронта – правительственной, Асадовской. Там, на Западе, уже сформировано определенное общественное мнение. Есть, мол, кровавый тиран Асад, которому противостоит оппозиция, борющаяся за демократию. Картинка максимально упрощенная, зато понятная. А кадры, снятые независимыми операторами, ломают всю эту конструкцию.

По-хорошему, информация должна подаваться равномерно и пропорционально. Но ничего подобного не происходит.

– Давайте попробуем исправить этот дисбаланс. Каковы ваши ощущения – правительственные войска воюют за страх или за совесть?

– У них нормальный боевой настрой. Воюют они за идею, хотя и боевики из так называемой оппозиции тоже воюют за идею. Правда, идеи у разные. Причем боевики даже сильнее мотивированы, они не боятся смерти, верят, что попадут в рай. Они же строят исламское государство, халифат…

– Как-то это плохо сочетается с имиджем борцов за свободу и демократию… А те, которые воюют на стороне Асада, чужды религиозным идеям? Или кругом одни мусульмане?

– Прежде всего, там много христиан и друзов. Причем с обеих сторон. Там, как в настоящую гражданскую войну, все поделились – кто за белых, кто за красных. Брат на брата пошел.

– И кто берет верх?

– Сейчас – правительственная сторон. Но противников – численно больше. И если им подбросят оружия, ситуация снова уравновесится. Это все очень надолго затянулось. Ни те, ни другие сдаваться не собираются. Но и победить не могут. Сирийская война зашла в бесконечный тупик…

– Есть ли ощущение, что враги хотят истребить друг друга?

– Не могу сказать за всех. Но я видел, как правительственная сторона обращается с пленными боевиками. Сначала идет зачистка вражеских районов, массовая проверка документов, выявленных боевиков фильтруют, спецслужбы их допрашивают.

Потом им устраивают политинформацию, встречу с губернатором провинции – и амнистируют. Эти амнистии объявляют постоянно.

– Как же они различают друг друга? По форме?

– Да нет, форма у всех одинаковая. Но, видимо, есть какие-то признаки, некие методики, страна небольшая – все друг друга знают

– А случаются переходы с одной стороны на другую?

– Были вначале, года два назад. Теперь все определились, разделились.

– Каков характер боевых действий?

– Это необычная, непривычная и нетипичная война. Например, в эти дни боевые действия проходят в 3 минутах езды на машине от российского посольства, но это совершенно незаметно. В одном районе идет нормальная мирная жизнь, работают магазины, а в соседнем районе стреляют и взрывают.

При этом – нет никакого комендантского часа, ночью можно свободно ездить, никаких ограничений, хотя патруль может проверить документы.

                                                                                                                

– Понятно хотя бы, где проходит линия фронта?

– Она извилистая, проходит по границам районов. Один квартал стоит не поврежденный, а на соседней улице все разрушено. Удивительная чересполосица.

– Но так ведь можно перепутать и случайно пересечь эту невидимую линию фронта?

– Надо разбираться, вникать, понимать, где находишься. В районе, где тебе рады, или там, где тебя возьмут в плен.

Ну а чтобы не перепутать, есть продюсеры, переводчики, которые подскажут, в каком районе лучше из машины не выходить, а в каком можно гулять спокойно.

Сирийцы, кстати, и селятся порайонно и поквартально, в зависимости от своих симпатий.

– Правильно ли я понял, что война идет, в основном, в городах?

– Да, именно так. Во всяком случае, окопы не роют. В Дамаске есть районы, где собственной армии будут не рады, а есть такие, где ее встретят цветами. В других городах то же самое.

Хотя и города разделены по лагерям. Хомс и Хама – оплот оппозиции, особенно братьев-мусульман, хотя есть там и алавитские районы, где живут граждане, поддерживающие Асада.

В общем, это война нового типа, война XXI века. Ее в будущем станут изучать специалисты. Я таких войн до сих пор не видел и на них не бывал. Хотя у меня богатый военный опыт.

– На войне соблюдаются исламские традиции? Совершают ли бойцы пятикратную молитву? Остались ли муэдзины на минаретах?

– Армия в Сирии всегда была светской структурой, там не приветствовались крики «Аллах Акбар». Сейчас запретов нет, но я не видел, чтобы солдаты и офицеры молились. А муэдзины работают. И не только в мирных кварталах. Не раз сталкивался с такой картинкой: в соседнем квартале идет бой, муэдзин кричит, и его азан – призыв к молитве – накладывается на взрывы.

– Насколько сильны разрушения? И не знаете, уцелели ли исторические памятники?

– Разрушения жуткие, в местах боев – руины, Сталинград, да и только. В Алеппо разрушен старый город. В Дамаске до старого города пока еще бои не дошли…

– Башара Асада не видели, не встречали?

– Лично не доводилось. Хотя он не прячется от журналистов, дает интервью всем подряд.

– И что, похож он на кровавого тирана?

– В последнее время отовсюду пропали даже его портреты. Заменяются социальной рекламой в защиту армии. Не то что в Ираке или Ливии, где Саддам Хусейн или Каддафи торчали на каждом углу. А изображения Башара Асада исчезли с улиц. Остались только в госучреждениях.

– А как в целом относятся к президенту Асаду его сторонники?

– По-разному. Его покойный отец Хафез Асад до сих пор очень популярен среди военных. К сыну относятся спокойнее. Нет ничего похожего на культ или диктаторский режим.

Беседовал Николай Троицкий

 "РОСИНФОРМБЮРО"