Украина и будущее наступательного маневра

Американский ресурс «War on the Rocks» опубликовал небезынтересный материал Stephen Biddle «Ukraine And The Future Of Offensive Maneuver» («Украина и будущее наступательного маневра») о перспективах маневренной войны в свете уроков боевых действий на Украине.

Бронегруппа вооруженных сил Украины во время продвижения в Харьковской области, 12.09.2022 (с) Reuters

В течение нескольких месяцев комментарии о боевых действиях на Украине были сосредоточены на тупике и перспективе того, что изменение технологий предвещает наступление эры доминирования обороны в военных действиях. Наступление России на Киев провалилось. Наступление на Одессу остановилось далеко от города. Наступление на востоке Украины застопорилось. Долгожданное контрнаступление Украины на юге достигло ограниченного прогресса, а министр обороны Украины заявил, что у его страны нет материальных средств для крупномасштабного наступления. Весной и летом интенсивные бои практически не привели к значимым изменениям в контроле над территориями.

Многие восприняли эту картину как предвестник глубоких перемен в военном деле. С этой точки зрения, танки, пилотируемые самолеты, надводные боевые корабли и массированные пехотные соединения теперь были просто большими, медленными мишенями для небольшого, дешевого, высокоточного оружия. Поскольку оружие становилось все более точным и смертоносным, заявляли комментаторы, сосредоточенные части и соединения, действующие на открытой местности, стали неспособны продержаться достаточно долго, чтобы прорваться через вражеские позиции. Внезапность стала невозможной в условиях дальнего наблюдения с помощью беспилотников и РЛС воздушного базирования. Таким образом, прорыв стал недостижим, и развитие успеха стало невозможно без достижения прорыва. Многие утверждали, что в XXI веке такие виды широкомасштабных, решительных наступательных маневров, как немецкое завоевание Франции в 1940 г., Шестидневная война 1967 г. или операция «Буря в пустыне» в 1991 г., ушли в прошлое.

Сейчас этот анализ кажется преждевременным. В результате сентябрьского контрнаступления Украины в Харькове менее чем за две недели было отвоевано более 6 тыс. кв. км удерживаемой Россией территории. За Харьковом последовали значительные украинские успехи на севере Херсона в начале октября и захват остальной части области к западу от Днепра в середине ноября. Танки и другая бронетехника сыграли важную роль в обоих наступлениях, и дальнейшие успехи выглядят вполне вероятными. Такое внезапное изменение военной фортуны подтолкнуло президента России Владимира Путина к политически рискованной частичной мобилизации. Последние события, безусловно, кажутся несовместимыми с ожиданиями эпохальных перемен в технологически обусловленную эру доминирования обороны.

Что же на самом деле происходит на Украине, и что означают эти результаты для будущего, а также для оборонного планирования в США и других странах? Конечно, необходимо смирение. И тупик летом, и прорывы осенью удивили многих, и в запасе могут быть еще сюрпризы. Используется много новых технологий, и обе стороны быстро учатся и адаптируются. Поэтому выводы, сделанные сейчас, в разгар боевых действий, всегда должны быть предварительными и ориентировочными.

Но восприятие все равно закладывается рано, поэтому аналитикам важно формировать его как можно точнее, даже пока события разворачиваются. И на данный момент лучшее понимание заключается в том, что наступательный маневр далеко не мертв. На самом деле, видимые до сих пор модели гораздо больше похожи на прошлое, чем на какую-либо новую модель революционных преобразований. И политические решения, которые следуют из интерпретации преобразований, выглядят соответственно преждевременными: призывы к выводу танков из боевого состава в пользу беспилотников или пересмотр военной доктрины, чтобы избежать наступательных действий, плохо согласуются с реальной картиной боевых действий, наблюдаемых на сегодняшний день на Украине.

Различия в применении сил

С самого начала войны эта картина включает в себя как успешное наступление, так и успешную оборону. Первоначальное вторжение России было осуществлено плохо во многих отношениях, однако менее чем за месяц она захватила более 110 тыс. кв. км территории. Киевское контрнаступление Украины отвоевало более 50 тыс. кв. км в марте и начале апреля. Затем линии фронта в основном стабилизировались, несмотря на сильное наступательное давление России в конце весны и летом до осенних контрнаступлений Украины. Но если харьковское контрнаступление в сентябре привело к быстрому прорыву и вытеснило русских с большой части восточного театра военных действий за несколько дней, то херсонское контрнаступление Украины достигло лишь ограниченного прогресса в течение месяца, несмотря на большие усилия и тяжелые украинские потери.

Эти вариации трудно соотнести с какой-либо технологически обусловленной эпохой. Все это - и прорывы, и тупики - происходило на фоне небольшого, дешевого и точного оружия XXI века. Танки играли заметную роль как в прорывах, так и в патовых ситуациях.

Реальная разница, по-видимому, заключалась в значительных различиях в применении сил на тактическом и оперативном уровне в сочетании с массовой мобилизацией украинских резервистов, лишь немногие из которых были вооружены высокоточным оружием. Украинская оборона, которая изначально была недостаточно укомплектована (на северном фронте Украины) и неглубокой и неподготовленной (на южном фронте Украины), позволила русским быстро продвинуться вперед. Русские, которые изначально пожертвовали безопасностью ради скорости, двигались в колоннах без поддержки по дорогам, опережая свою логистику и понесли тяжелые потери, которые затем сделали их уязвимыми для контратаки на их перенапряженные позиции.

И наоборот, глубокая и хорошо подготовленная оборона, такая как позиции Украины на востоке, была гораздо менее уязвима и могла быть преодолена только теми, кто наступал осторожно и с мощной огневой поддержкой. Поскольку украинская мобилизация создала достаточно большую армию, чтобы заполнить бреши и составить значимый резерв, малочисленные русские силы вторжения были вынуждены сами занять оборонительные позиции в Херсоне и Харькове и сделать выбор в распределении недостаточных сил. Они предпочли защищать глубокие, подготовленные позиции в Херсоне своими лучшими подразделениями и принять риск в Харькове с более слабой, неподкрепленной обороной, укомплектованной менее качественными подразделениями, продолжая медленное наступление в направлении Бахмута.

Это привело к медленному продвижению русских под Бахмутом и в начальном украинском наступлении под Херсоном, но к прорыву и быстрому продвижению украинцев под Харьковом. Уязвимость российской логистики на западном берегу Днепра в Херсоне способствовала украинскому продвижению в начале октября и падению города Херсона в ноябре. Но на протяжении всего времени ни одной из сторон не удавалось быстро продвинуться вперед или осуществить успешные прорывы против глубокой, подготовленной, хорошо мотивированной обороны, поддерживаемой значительными резервами и надежными линиями снабжения. Напротив, обе стороны смогли гораздо быстрее продвинуться против неглубокой обороны, неподкрепленной соответствующими резервами за ней, и особенно в тех случаях, когда обороняющимся не хватало приверженности делу, за которое они сражались, и когда линии снабжения не могли быть сохранены.

Повторение уроков из истории сухопутных войн

Это не должно удивлять. Фактически, в этом заключена современная история сухопутной войны. По крайней мере, с 1917 г. было очень трудно сломить правильно снабжаемую оборону, эшелонированную в глубину, поддерживаемую оперативными резервами и подготовленную с передовыми позициями, укрытыми и замаскированными (особенно при отсутствии превосходства в воздухе). Эта комбинация привела к патовой ситуации в окопах на Западном фронте в Первой мировой войне.

Но эта модель сохранилась и после этого. В популярном изображении, Вторая мировая война заменила окопный тупик войной маневров. Но наступления в середине и конце войны против правильно подготовленной обороны обычно приводили к результатам, которые меньше походили на блицкриг и больше на медленное дорогостоящее продвижение в стиле «Стодневного» наступления 1918 г. Концентрированные тяжелые бронетанковые бои за «линию Марет» в 1943 г., Курская битва в 1943 г., операции «Эпсом», «Гудвуд» или «Маркет – Гарден» в 1944 г., прорыв линии Зигфрида в 1944 г. или Готской линии в 1944-1945 гг. - все они не привели к быстрым прорывам и превратились в лучшем случае в медленные, методичные провалы, а в худшем - в «смертельные вояжи бронетанковых дивизий» (как охарактеризовал «Гудвуд» историк Александр Макки).

Эта тенденция не закончилась и в 1945 г. Иракские бронетанковые наступления потерпели поражение даже против умеренно глубокой иранской обороны в Хорремшехре и Абадане в 1980-1981 гг., а иранские наступления не смогли прорвать подготовленную иракскую оборону в Басре в 1987 г. Совсем недавно, в 1999 г. в битве при Цороне между Эфиопией и Эритреей, во время вторжения Израиля в Южный Ливан в 2006 г. и во время вторжения Грузии в Южную Осетию в 2008 г., наблюдалась схожая картина, когда механизированные наступательные операции медленно продвигались вперед, когда они сталкивались с глубокой подготовленной обороной.

Конечно, с 1917 г. были и драматические наступательные успехи. Немецкое вторжение во Францию в 1940 г. за месяц выбило французов из Второй мировой войны. Немецкое вторжение в Советский Союз в 1941 г. уничтожило более 100 советских дивизий и продвинулось до ворот Москвы за один сезон. Операция «Кобра» в 1944 г. прорвала немецкие линии и за месяц отвоевала большую часть континентальной Франции. Израильское вторжение на Синайский полуостров в 1967 г. завершилось всего за шесть дней. Американское контрнаступление в ходе операции «Буря в пустыне» в 1991 г. вытеснило иракцев из Кувейта за 100 часов наземных боев. Наступление азербайджанских войск в Нагорном Карабахе в 2020 г. вытеснило армян из долины реки Аракс менее чем за два месяца.

Применение сил и результаты боевых действий

Но эта закономерность не свидетельствует о каком-то эпохальном переходе от доминирования обороны в Первой мировой войне к доминированию наступления во Второй мировой войне и после нее к какой-то новой эре обороны, наступающей в XXI веке. Напротив, как я утверждаю в своей книге «Военная мощь: объяснение победы и поражения в современном бою», реальностью войны, по крайней мере, с 1917 г. является постоянная сильная взаимосвязь между применением сил - тактикой и оперативными методами, используемыми войсками, - и результатами боевых действий перед лицом все более смертоносной огневой мощи. Там, где оборона была глубокой, поддерживалась оперативными резервами и была хорошо подготовлена на фронте, быстрый успех блицкрига был практически невозможен на протяжении более чем столетия меняющихся технологий. Хорошо обученная, грамотно действующая армия с численным превосходством может отвоевать позиции у такой обороны, но медленно и с большими потерями. Успешные прорывы с последующим развитием и решительным завоеванием крупных театров военных действий долгое время требовали «покладистого» противника - то есть обороняющегося, который лишен глубины, которому не хватает значимых резервов, который не обеспечивает укрепленного фронта, и, зачастую, чьи войска имеют низкую мотивацию к упорной борьбе по защите своих позиций.

За последнее столетие обороняющиеся и атакующие сильно различались в своей способности применять эти методы. Глубокая эластичная оборона сложна и трудно управляема. А те виды общевойсковых методов, которые необходимы для того, чтобы добиться даже незначительных успехов в борьбе с ними, по меньшей мере, так же трудно реализовать в полевых условиях, особенно там, где воздушные и наземные силы должны тесно взаимодействовать. Таким образом, часто лучшим единственным предсказателем исхода реальных боевых действий является баланс навыков и мотивации обеих сторон. Там, где обе стороны могут справиться со сложностью современной войны и в полной мере использовать свои материальные средства, результатом часто становятся медленные, изнурительные бои на истощение, которые больше напоминают 1918 г., чем 1940 г. или 1967 г. Но там, где защитники, в частности, не обладают навыками или мотивацией, чтобы вести сложную современную войну, и демонстрируют неглубокую, неэшелонированную, плохо подготовленную или слабо мотивированную оборону, тогда проницательные, хорошо подготовленные нападающие могут использовать недостатки защитников и одерживать молниеносные победы - будь то в 1940 г., в 1967 г. или в 1991 г.

Контуры боевых действий на Украине пока не дают оснований ожидать грядущей трансформации этой модели. Быстрые ранние наземные успехи против неглубокой, неэшелонированной обороны с последующими успешными контратаками против перенапряженных атакующих, больше похожи на прошлое, чем отличаются от него - как и последующее наступательное разочарование против более глубокой, лучше подготовленной обороны не является радикальным отходом от исторического опыта. Конечно, на Украине есть целый ряд новой техники, от беспилотников до противотанковых управляемых ракет, зенитных ракет большой дальности и многого другого. Но каждая война приносит новое вооружение. И в большинстве войн звучат заявления о том, что это новое вооружение революционизирует военные действия, радикально изменяя их в пользу нападающих или защитников - безусловно, это было главной особенностью дебатов после арабо-израильской войны 1973 г., войны в Персидском заливе 1991 г., вторжения в Афганистан 2001 г. или войны в Нагорном Карабахе 2020 г. На Украине до сих пор ни боевые действия, ни дебаты по поводу боевых действий не представляли собой радикального отклонения от этих тенденций.

Да здравствует наступательный маневр

Что же это означает для американских вооруженных сил в будущем? Часть II данной серии статей рассматривает этот вопрос более подробно, но сначала стоит выделить несколько общих, предварительных выводов.

Во-первых, наступательный маневр, очевидно, еще не изжил себя. Даже перед лицом современного оружия прорыв все еще возможен, и особенно в тех случаях, когда продуманные наступательные операции на внутренних линиях ставят дилеммы перед тонкой растянутой обороной, как это было с середины лета у русских в Херсоне и Харькове. Эти наступления были бы еще более успешными при улучшении подготовки и оснащения украинских войск, но способность Украины добиться успеха с тем, что у них есть, является мощной демонстрацией того, что наступательный маневр все еще возможен.

Но, во-вторых, хотя наступления напролом все еще возможны при соответствующих условиях, их по-прежнему очень трудно осуществить против глубоко подготовленной обороны с достаточным снабжением и оперативными резервами. Это не особенность новых технологий - это последствие смертоносности постоянно развивающегося оружия после 1900 г., что неоднократно наблюдалось на протяжении более чем столетия боевого опыта. Неукрытые обороняющиеся становятся все более уязвимыми для дальнобойного оружия и средств обнаружения, но укрытые и скрытые позиции остаются очень устойчивыми к высокоточному поражению. Неглубокая передовая оборона может быть прорвана хорошо организованными комбинированными атаками, но глубокая оборона со значительными резервами по-прежнему представляет собой гораздо более сложную проблему для атакующих. Сверхрастянутые позиции без надежных линий снабжения могут быть преодолены, но укрепленные позиции с надежной материально-технической поддержкой все еще гораздо труднее и дороже победить.

В-третьих, ни мелкая, уязвимая оборона, ни глубокая, прочная оборона не являются универсальными характеристиками современной войны. И то, и другое регулярно случается с 1900 г., и то, и другое, в разное время и в разных местах, происходило в Украине с февраля.

А это, в свою очередь, ставит под сомнение целесообразность перестройки современных вооруженных сил на основе предположения, что новые технологии сделали наступательный маневр невозможным или возможным в зависимости от ситуации. Успешное наступление долгое время было очень сложным, и обычно оно требовало, как тщательной подготовки, так и неполноценной подготовки со стороны обороняющегося. Но оно обеспечивает решающие результаты, когда условия позволяют это сделать, и такие условия повторяются достаточно часто, чтобы предположить, что его требования стоит удовлетворить.

Примечание редактора: это первая часть серии из двух статей автора о современных проблемах наступательного маневра, основанная на наблюдениях за время войны на Украине.

Стивен Биддл — профессор по международным отношениям и связям с общественностью Колумбийского университета и старший научный сотрудник по оборонной политике Совета по международным отношениям США.

Со стороны bmpd дополним, что Стивен Биддл с начала 1980-х годов являлся видным специалистом структур министерства обороны США по математическому моделированию боевых действий, и долгое время был заведующим кафедрой в институте стратегических исследований Военного колледжа армии США, а также был советником генералов Петреуса и Маккристала во время их командований в Афганистане и Ираке в 2000-е годы. Автор ряда широко известных в военных кругах США работ по современной военной стратегии и военно-политическим отношениям.

И можно добавить комментарий по поводу данной статьи со стороны известного американского военного аналитика Майкла Кофмана:

В этой работе Стива Биддла много хорошего. Она сбалансирована и хорошо написана, обливая холодной водой некоторые технические фетишизмы и тенденциозные подходы, которые распространились с тех пор, как началась эта война. Несколько комментариев.

С моей точки зрения, большинство технологий не зависят от противопоставления наступления и обороны, и это в значительной степени умирающий взгляд на войну. Я согласен с Биддлом в том, что развертывание сил гораздо больше определяет выбор в этой дихотомии, но я бы добавил к этому и состав сил, который оказывает структурное влияние на их численнность.

Эта война показывает, что хорошая теория плюс потенциал не превращаются в успешную практику, если вы не внесли соответствующие организационные изменения, не оформили концепции или не обучили войска для их осуществления. Все это может быстро развалиться при попытке масштабирования в реальные боевые действия.

Следовательно, вопрос не только в том, что использование сил являются определяющим, но и в том, можно ли их использовать в больших масштабах, или они быстро развалятся, потому что силы крайне неоднородны, а организационных возможностей и опыта просто нет.

В чем я не согласен с этой статьей, так это в последствиях для наступательного маневра, потому что аргумент кажется тавтологическим: наступательный маневр возможен там, где это легко. Что сделало возможным его (наступательный маневр) на Украине, так это истощение, так как это в значительной степени была война на истощение.

Так маневр мертв? Конечно нет. Как не мертв ни танк, ни многое другое на самом деле. Хотя мы должны позаботиться об обобщении уроков этой войны, она подчеркивает истощение как определяющую черту конвенциональных войн и то, как трудно избежать этого.

Источник