"При мне танк родился, я его испытывал"

С балкона Германа Анатольевича Моргунова отрывается вид на площадь Танкостроителей. Вот уже девять лет, как в ее центре на постаменте возвышается Т-72.
- Это моя судьба, - размышляет Герман Анатольевич, усаживаясь за широкий письменный стол. - При мне танк родился, я его испытывал.
Моргунов 53 года проработал в Уральском конструкторском бюро транспортного машиностроения УВЗ. В 1970-м испытывал танк Т-72. «Изделие», как говорили из-за строжайшей секретности, подвергалось дикой жаре и глубокому минусу. Лихорадочные скачки температур испытывали на себе и люди, которые, увы, не обладали железным панцирем.

«Харьковцы» и «тагильцы»
…Еще до появления легендарной машины, в Харькове был разработан танк Т-64. Замечательный по всем параметрам. Объем моторно-трансмиссионного отделения у него был в два раза меньше, чем у громоздкого американского аналога.
- А чем больше танк, тем легче в него попасть, - рассуждает Герман Анатольевич. - Следовательно, чтобы его сохранить, нужно больше брони. Это вес. Чем больше брони, тем более мощный двигатель необходим. Представляете, сколько топлива нужно возить на себе?
Совет Министров и ЦК КПСС постановили: на УВЗ запускать производство Т-64. Но на Вагонке начали разработку собственного, уральского танка.
- Чем взял Т-34? Парни, которые в своей жизни ничего кроме телеги не видели, ремонтировали его запросто. Мы должны были сделать уральский танк максимально простым, надежным и в то же время отвечающим требованиям времени. Нам это удалось, - вспоминает ветеран.
В 1970-м по инициативе главного конструктора Валерия Венедиктова на УВЗ было создано бюро эксплуатации. И в том же году Моргунова отправили на первые конструкторско-доводочные испытания: зимой - в Даурию, а летом - в пустыню Каракумы.

Каракумы: на термометре плюс 50
Бригаду тагильских конструкторов разместили на полигоне в Каракумах, в нескольких десятках километрах от Теджена.
- За несколько дней рубашки побелели от соли – столько воды уходило из организма! – начинает свой рассказ Герман Анатольевич. - Началось обезвоживание. Все худели, чернели, высыхали. Хотелось пить, пить, пить… Но горло пересыхало сразу же, как заканчивалась струя. Живот полон, булькает. Мы заваривали верблюжью колючку. Выпьешь литра три горячего напитка - и на два часа забываешь о жажде.
Местных жителей, туркменов, можно было узнать по стеганым халатам, шароварам, бараньим шапкам и сапогам. Мы, собираясь в пробег, надевали зимние шлемофоны с мехом внутри, чтобы влага хоть как-то увлажняла кожу. И обязательно – перчатки. Танк нагревался до 80 градусов.
Еду готовили сами. С одной стороны стояла бортовая машина, с другой - соорудили стену из ящиков запчастей, сверху натянули брезент. Вот и вся столовая.
Однажды из Ашхабада к нам приехал связной. Удивился: «Почему это у вас брезент не зеленый, а черный?». Я говорю: «Это не брезент черный, это мухи…Толя, поешь». Он как глянул на меня: «Не буду». Ему дали консервную банку. Он с головой накрылся полиэтиленовой пленкой и там ел.
В столовой завели жесткий, неукоснительный порядок: сварили еду, два часа прошло, выливаем. Не дай бог, отравление.
В Туркмении очень грязно. В лагере, особенно в первое время, маялись дизентерией. Заехал майор-медик: «Вы люди взрослые, грамм по 50 спирту, и все будет нормально». Я попал в тот же полк через 17 лет. Всюду, куда ни ступишь, была насыпана хлорка, а офицеры болели гепатитом почти поголовно.
…Пустыня – ровное, как стол, место. Но фауна там поразительно богатая! Дикобразы, шакалы, летучие мыши, ежики ушастые... Каждый из нас держал свой «зоопарк». В баночках сидели фаланги и богомолы. А сколько черепах натащили в казарму!

Даурия: ниже минус 40
- Ужасно холодно, - продолжает Герман Анатольевич. – Голая, бесснежная земля трескалась от мороза. Реки промерзали до дна. На окнах - лед в два сантиметра. Спали в одежде. Как-то принесли веточку багульника в казарму. Поставили в воду. Через полторы недели на ней распустился розовый цветок. Хоть какая-то отдушина.
Днем и ночью проводились пробеговые испытания. От ударов опорных катков о промороженный грунт гнулись балансиры. Помню, как в пробеге водитель весело сообщает: «Впереди нас чей-то каток прыгает!» Невесело комментирую: «Так это наш каток».
У нас с собой имелась канистра с жидкостью для борьбы с переохлаждением. Сделав такое открытие, командир полка, в котором «квартировала» наша бригада, живо заинтересовался нашей работой. Подарил бочонок превосходной селедки, хотя сам никогда не закусывал. Багровея, он информировал: «В сорок один с половиной буду генералом».
Спирт обменивали на бензин для техники.

На берегах Онона не видно больше халцедона…
Во всех командировках, как только выдавался свободный денек, Моргунов устраивал «охоту» за камнями. Так у Германа Анатольевича образовалась большая коллекция минералов: лазуриты, сердолики, ониксы, яшма... Есть даже обломок метеорита, найденный в кратере Жаманшин в Казахстане, халцедон из Забайкалья и его разновидность красного цвета – сердолик.
- Эпоха неолита, пятый век до нашей эры, - поясняет Герман Анатольевич, вкладывая ромбовидный сердолик в мою ладонь. – Из этого камня древние люди пытались сделать наконечник для стрелы, скалывали отщепы, но потом заготовку забраковали.
- Где нашли такое богатство, ведь не на дороге же валялось? – мой вопрос у ветерана вызывает улыбку.
- Халцедон как раз на дороге валялся! Зимой в Забайкалье резко понижается уровень воды в реках. А снега нет. Вот и выходят камешки наружу. Вместе с товарищем из московского института двигателей ходили на реку Онон. Я - в воскресенье утром, он – вечером. Однажды спрашиваю: «Ну как успехи, Слава?» А он мне: «Сегодня на берегах Онона не видно больше халцедона. Весь халцедон с реки Онон уж Моргуновым унесен».
У Германа Анатольевича хранятся советские календарики. В них отмечены даты командировок. Впервые заводчанин командировался в 1959-м в Белоруссию. Три месяца бригада, которой руководил Моргунов, вела работы по замене носовых топливных баков.
- Когда я прикинул, сколько лет непрерывно ездил в командировки, оказалось - сорок. Бывало, за год проводил больше времени в казармах, нежели дома, в Тагиле. Три новых года встретил в Забайкалье.
Конструктор объехал всю Россию, был в Туркмении, Грузии, Казахстане, Белоруссии, Киргизии, Украине…

Кстати. Россия – единственная в мире держава, которая выпускала сразу три однотипных танка: Т-72, Т-64 и Т-80. Чтобы выявить совершенную машину, с 1979-го по1986 год были развернуты массовые сравнительные испытания во всех климатических зонах.
Боевые машины всюду ждали «сюрпризы». Кварцевый песок в Белоруссии «резал» ходовую часть - зубчатку ведущего колеса, траки. В пустыне эти и другие обрезиненные детали плавились. На Украине танки вязли в черноземе. Шли с трудом по стерне: соломинки и полова забивались в двигатель.
Тагильские конструкторы, бывшие на испытаниях, выискивали причины поломок, чуть ли ежедневно отчитываясь перед Валерием Венедиктовым. Главный конструктор расспрашивал с пристрастием: почему наши танки отстают по глубокому снегу? Кк идет забор воздуха в двигатель? Что требуется улучшить?
На УВЗ танк дорабатывался. Беспрестанная генерация идей, поиск нестандартных решений – адский труд.
По воспоминаниям Германа Анатольевича, однажды во время войсковых испытаний в государственную комиссию поступило замечание, что в воскресенье тагильчане пьют:
- Профессор Развалов тогда сказал: «Чего вы хотите? Это тагильцы. Они или работают, или пьют. Третьего не дано». Действительно, мы работали как звери. А ленинградцы? Они хоть и пели романсы, когда выпивали, но работать с такой отдачей, ответственностью – не умели.
По результатам испытаний Т-72 обошел своих конкурентов Т-64 и Т-80. Производство танка было поставлено на конвейер. Всего в период с 1974-го по 1992 годы СССР выпустил порядка 30 000 «семидесятидвоек». В 1998 году на выставке сухопутных вооружений в Ле Бурже под Парижем Т-72 был признан самым лучшим и самым массовым танком в мире второй половины ХХ века. Он стоит на вооружении более чем 30 стран мира.
Анастасия ВАСИЛЬЕВА.
ФОТО НИКОЛАЯ АНТОНОВА.
газета "Тагильский рабочий"  17.04.2013